ХРАМ ВЛАДИМИРА СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА

Неделя 1 по Пятидесятнице. Всех святых.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Апостол Павел в своём послании к Коринфянам прямо называет своих адресатов «святыми». Он так и пишет: «Павел, волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа… церкви Божией, находящейся в Коринфе, освященным во Христе Иисусе, призванным святым… благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа» (1.Кор.1.1-3). Ничего необыкновенного или странного в этом обращении апостола к своим духовным чадам нет: он всех членов Церкви Христовой, всех христиан, в своих посланиях, как правило, называет святыми.

Однако если в иных случаях можно подумать, что адресаты Павловых посланий и в самом деле люди святые или близкие к святости, то в случае с христианами греческого города Коринфа этого так легко не скажешь, потому что поводом к написанию этого письма стали споры и нестроения в Коринфской церкви, о которых апостол пишет сразу вслед за обычными приветственными формулами: «Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры. Я разумею то, что у вас говорят: "я Павлов"; "я Аполлосов"; "я Кифин"; "а я Христов"» (1.Кор.1.11,12).

Споры, недоразумения, состязания… среди святых? Как-то это не вяжется с нашим представлением о святости, ибо святые для нас – это, прежде всего, люди, победившие грехи, то есть бесстрастные, совершенные. А тут апостол прямо пишет о тех, кого только что назвал «святыми», такое, что повергает современного читателя просто в недоумение: «Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, какого не слышно даже у язычников» (1.Кор.5.1). Если община заражена такими грехами, как можно вообще упоминать о святости?

И тем не менее, не только апостол Павел, а и вся Церковь Христова настаивает на прямой святости своих чад, и делает она это ежедневно, за каждой Литургией возглашая перед причащением Святых Христовых Тайн удивительные слова: «Святая – святым!» То, что сейчас дерзающим будет преподаваться величайшая Святыня, сомнения не вызывает, а вот то, что приемлющие эту Святыню Тела и Крови Христовой люди на самом деле святы, может озадачить всякого, кто всерьёз относится к своему духовному статусу и регулярно прибегает к Таинству Покаяния. Что же тогда такое наша святость: метафора, фигура речи, художественное преувеличение?

Всё дело в том, что святость – не есть состояние фиксированное, устоявшееся. Это не просто результат восхождения из долины греха на вершину праведности: однажды достиг – и успокоился. Святость – не орден, которым награждают за ударный духовный труд или за успешное сражение с демоном-искусителем. Святость – это вообще не результат, а процесс. Святость – это непрерывное движение ко Христу. Движение, при котором невозможна остановка, отдых, хотя бы краткосрочное пребывание в покое. Нечего и говорить, что любой результат такого движения не может быть итогом, финалом, концом усилий, но может быть только явлением промежуточным и незавершённым.

Вот почему Церковь, хоть и поёт недвоящимся сердцем в чине погребения: «Несть свят, якоже Ты, Господи, Боже мой…», однако одновременно призывает грешных чад своих к соединению с Главой и Основателем своим в Таинстве Евхаристии, величая их «Святыми»! Вот почему в Царстве Небесном бесконфликтно пребывают и тот, кто больше всех «из рожденных женами» (Мф.11.11), и тот, кого Милосердный Господь «во едином часе раеви сподобил еси»! Ибо Бог наш, по слову Иоанна Златоуста, «приемлет последняго, якоже и перваго: упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа; и последняго милует, и первому угождает»!

А и то сказать, это только грубому человеческому глазу лезвие бритвы кажется идеально ровным, а лезвие топора зазубренным и тупым. А вот взглянувшие на них через мощную оптическую систему микроскопа наверняка подивятся открывшемуся сходству. Так и с нашими добродетелями и мнимыми совершенствами: в сравнении с бандитом и убийцей я, может быть, и праведник, а рядом с тем, кто, называя себя «убогим Серафимом», тысячу дней и ночей стоял на камне, молился и плакал о грехах своих, едва ли удостоюсь и бандитского чина.

Я всё это говорю к тому, что опыт святых Православной Церкви никому из нас не оставляет оснований унывать и отчаиваться в собственном спасении, ибо среди их блистающего сонма были как трудившиеся от первого часа, так и едва успевшие к одиннадцатому. А помощь их нам, грешным, заключается не в каких-то «сверхдолжных заслугах», которыми можно-де даром попользоваться, а в бесценном опыте радостной решимости неустанно идти к Богу, прорываясь сквозь немощи, лень, пороки воспитания и соблазны века сего. Торжество этой радостной решимости и празднуем мы в день всех святых.

Таков этот праздник Церкви. Таковы эти всеобщие именины, когда мы все торжествуем не только святую память некогда совершённых усилий, но и радостно приветствуем ежечасное и ежеминутное подвижничество тех, кто и не помышляет пока о святости, кто ничего ещё не знает о благих результатах своих настойчивых попыток стать лучше. Такова эта радость о Духе Святом, воссиявшем в Церкви Христовой в преславный день Пятидесятницы и возрастившем добрый плод во всех святых Своих. Аминь.

26 июня 2005 г.